Эшла Мёнин

                                                                                               

 

                                                                                            А все могло бы быть совсем по-другому…

 

 

Она любила дождь...

 

 

 

-Холодно... Так холодно... О, боже, так холодно... – шептала она, давясь слезами, когда вместе с ней плакало ночное летнее небо, и разбивалось об асфальт, листья, ограды, о пустые серые стены дома... Так холодно. Особенно, если сидеть, скрестив ноги, на подоконнике распахнутого дождю и всем ветрам окна третьего этажа.

 Она выключила свет в квартире. Она выключила свет в своем сердце. И единственным огоньком в шуме дождя, ветра и мокрых волн зелени, обильно колышущейся на уровне третьего этажа, остался догорающий окурок так бессмысленно обратившейся в пепел сигареты.

 Она растворилась в единственном звуке ночи - в плаче. Она утонула в слезах этого мира. Она захлебнулась безысходностью осколков этого полушелеста.  

 Ее лицо было вечно белым и вечно ровным. По нему били тяжелые стеклянные капли дождя, но она не отворачивалась от них, не закрывала глаза, и вскоре ее собственные слезы смешались со слезами неба, плотно завернувшегося в ночь с застежками – звездами.

 В ее сердце тоже шел дождь. И в мыслях, и, казалось, все ее тело превратилось в одну из ее сестер – капель, и она так же безудержно, безумно, безнадежно падает... Падает куда-то туда, где ей будет милосердно позволено больше не видеть. Точнее, наоборот, видеть все, не прибегая к мутным стеклам глаз, так ограниченных глупостью времени и смехотворностью доступного пространства.

 И она так падала сотни, тысячи раз единовременно, разбиваясь на миллионы еще и еще более маленьких капель, и продолжая свой необратимый полет вниз в еще сотнях маленьких хрусталиков живых слез ночного летнего неба.

 Она в сотый, тысячный, миллионный раз повторяла свой полет, свое падение из бесконечности и вечности в вечность и бесконечность. Она слилась воедино с этим осколочным шелестом шепота дождя.

 Она была «я» этого дождя. Она была «я» каждой его капли. Она была этим дождем. А дождь был ею. Дождь был ее «я». И «я» нашептывало ей прошлое... настоящее... будущее... образы... слова... мысли... чувства... И она шептала, она говорила с дождем, на только им двоим понятном языке слез. Она говорила с ним. Она любила дождь.

 

 И так, вслушиваясь в дождь, говоря с ним, она могла провести всю жизнь и даже больше, если бы была возможность. Рядом всегда лежала тетрадь и ручка. Тетрадь обязательно в клетку, а ручка обязательно с темно-синей пастой. Этой ручкой в эту тетрадь она иногда записывала кое-что из ее разговоров с дождем, только то, что было ей самой понятно.

 Сначала возникали отзвуки, из них складывались слова, иногда сразу фразы. Потом появлялись клочья предложений, позже образующих целое.

 Дождь диктовал ей, а она записывала. Дождь напевал ей, и она пыталась запомнить мелодию.

 А иногда она сидела просто так, и впитывала в себя ту только ей слышную мелодию. И она всегда была разной, только настроение у этих мелодий было одно. У них была какая-то общая цель, так и оставшаяся для нее загадкой.

 

 И в ту ночь она просто слушала. Она вслушивалась в мелодию, пытаясь все же поймать, хотя бы дотронуться до ее цели. Но музыка как всегда ускользала от нее, как только ей казалось, что она нащупала что-то стоящее. Ведь музыка была такой изменчивой, непостоянной, неуловимой. Нереальной. Она была едва слышна.

 Но наконец она смогла уловить эту мелодию…ее звук стал более различим, нет, скорее, более слышим. И тут она поняла, что это не дождь. Это инструмент, играющий мелодию дождя. Скрипка и дождь слились воедино…она еще никогда не слышала такого. И, конечно, она ушла в звук с головой, еще глубже, чем когда-либо, боясь пропустить хотя бы ноту.

А скрипка играла всю ночь. И замолкла она только тогда, когда кончился дождь, незадолго до рассвета. И она наблюдала за игрой дождя и скрипки все это время, не в силах нарушить волшебство музыки хотя бы единым движением.

 

 

 

 

 

 Всю неделю была тяжелая сухая погода. Солнце как всегда терзало ее своими лучами. Оно как будто высасывало из нее всю ее силу. Оно жарило ее тело. Оно выжигало ее глаза, такие непокорные дневному свету.

 

 

 

 

 

 А в субботнюю ночь вновь был ливень. И она как обычно сидела в проеме распахнутого настежь окна и говорила с дождем.

 Но сегодня разговор их был яснее, чем обычно. И вновь играла скрипка. Она уже слушала не дождь, а скрипку через дождь.

 

 Она уже не могла оставаться неподвижной – дождь музыки  переполнил ее существо и рвался наружу. Не в силах говорить, она спрыгнула с подоконника на пол и, запинаясь и чуть ли не падая на поворотах, проскользила к входной двери. Пробегая мимо, она сорвала с крючка ключи от  чердака. Кое-как наспех закрыв дверь, она отчаянно кинулась вверх и вверх по лестнице. Добежала до выхода на чердак и резкими истеричными движениями открыла дверь захваченным ключом. Шесть шагов по шаткой лесенке и один поворот старой дверной ручки. Двери, двери…

 И вот! Наконец!

 На крыше… о господи, как свободно, как легко дышать, как прекрасен дождь, ... как прекрасна…скрипка.

 О да, звук шел отсюда.

 И она теперь смогла увидеть то, о чем больше всего мечтала всю эту безжалостную неделю. В рыданиях сильнейшего ливня, противостоя порывам ветра и чуть светло-пасмурному летнему ночному небу, на фоне мокрой крыши и зелени отчаянно билась изящная сумасшедшая фигура. Это был высокий стройный юноша с несильно вьющимися длинными, ниже плеча, темно-каштановыми волосами, отяжелевшими под хрустальными каплями. Он был в глухо-черных джинсах. На нем был надет длинный мужской приталенный пиджак из черной замши, с какими-то серебристыми рисунками-линиями на замше. Черная одежда под дождем стала блестеть мокрым и одиноким. И в руках его была скрипка красного дерева, такого живого, теплого. Смычек трепетал в его руке, волосы падали на струны, но тут же взлетали над ними. О скрипку разбивались капли и отскакивали  от нее бриллиантовыми осколками. Кажется, сам ливень бил по струнам, создавая неповторимые звуки, такие одинокие, красивые, неуловимо-загадочные.

 Она заворожено наблюдала за этим нереальным сном, ей казалось, что так бывает только в книгах и в бурной фантазии. Но все это было так близко! Протяни руку и дотронься!..

 Она осторожно прикрыла дверь на крышу и погрузилась в эту музыку, она стала частью этого огромного мира, в котором существует только ливень, она – его плач, море мокрой зелени от горизонта до горизонта, блестящая плоскость крыши и фигура, держащая в руках скрипку темного древесно-огненного цвета…и бездонное одиночество.

 Чуть освоившись в этой странно-непроницаемой для посторонних сфере, она тихо подошла поближе к скрипачу и развернулась лицом к краю крыши… и села, на самый край так же, как всегда сидела на подоконнике. Только здесь не было границ…

 Она сидела спиной к скрипачу, в каких-то двух метрах от него. Она чувствовала себя дождем, чьи капли разбивались о холодную гладкую поверхность красно-теплой скрипки и разлетались в стороны фонтаном блестящих, нереальных искорок…

 И так она просидела всю ночь, пока шел ливень. И все это время фигура билась в ливне, крепко держа в руках скрипку и смычек, играя так уверенно, как будто уже давно знал и выучил по нотам всю эту мелодию.

 А она слилась воедино с дождем,… она видела скрипача сразу со всех сторон, чувствовала его, любила его, как любил его дождь. И игриво обжигалась красным цветом скрипки,… она сидела, не двигаясь, полу прикрыв глаза, чуть приподняв голову…

 А ливень превратился в дождь, а дождь на рассвете закончился густым туманом.

 Он звонко оторвал смычек от струн и опустил скрипку, она одновременно с этим открыла глаза и опустила голову. Встала.

 Они даже не посмотрели друг на друга. И, конечно, не проронили ни слова. За эту ночь между ними возникла незримая серебряная нить чувств, которую никому никогда не суждено увидеть, а уж, тем более, понять. И пусть они ничего не знали друг о друге, но связь их была прочнее, чем неотвратимость времени. А для нее и не надо было ничего, кроме двух фигур, утонувших в ночном ливне и красной скрипки.

 Черная фигура с огненной скрипкой растворилась в густом, почти непродыхаемом тумане…а она в это время подняла с пола ключи и пошла к двери, ведущей на шаткую лестницу в шесть шагов, и вниз, вниз… по пыльным ступеням к мерзко-серой двери в замкнутое пространство квартиры с давящими на чувства стенами… и только распахнутое окно, напоминание о том, что один ливень назад все было по-другому…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 И теперь так было каждый дождь. Все лето. Она сидела на грани крыши и бездны дождя, спиной к тому, кто стал для нее всем. А он играл на красной скрипке, не бросив и взгляда в ее сторону. Им это было не нужно.

Они ни разу не посмотрели друг на друга. И не проронили ни слова…

 

 

А потом пришла осень…пусть ранняя. Но теперь стало холоднее. И не только внешне. Им было уже сложно… только по воле дождя.

 

 

 И вновь был ливень.

 И она сразу отправилась на крышу. И когда она закрыла последнюю дверь и оглядела крышу, то увидела скрипача. Он сидел на том месте, где всегда сидела она,…он был без скрипки.

 Она подсела к нему. Они опять не смотрели друг на друга.

 И они впервые заговорили.

-Не могу сегодня играть. Нет настроения. Настроение только на «послушать» сам дождь. Не могу сегодня ему ответить взаимно.

-Что-то случилось?

-Да, только знать бы что.

-Ты прекрасно играешь. Для меня ты так же дорог как слезы неба.

- Дожди…дожди. Никогда бы не думал, что найду самое для меня, как оказалось, дорогое, на крыше собственного дома…

-Знаешь, я раньше всегда сидела на подоконнике, и мне этого было достаточно. Теперь я не могу заставить себя об этом даже задуматься.

-А я не могу теперь играть, когда дождь не трогает скрипку.

-Почему ты сегодня без нее?

-Не знаю…

-…

-Холодно.

-Что?

-Без скрипки как-то холодно. Я никогда раньше не выходил под дождь без скрипки.

-Как ты думаешь, я смогу заменить скрипку?

 

 Она положила руку и голову ему на плечо. Он обнял ее. Они ни разу в жизни еще не встретились взглядом. Они долго так сидели.

 

 Внезапно порыв дождя нашептал ей какие-то строчки…

-Мы живем на изгибах страниц. Наша жизнь лишь движение ручки. Но пока не поставили точку, Мы живем на изгибах страниц…

-Что?

-Тебе дождь напевает мелодию, а мне говорит что-то…

-Правда?

-На самом деле, я тоже слышу мелодию, но она всегда ускользает от меня. Я могу поймать ее только тогда, когда ты играешь.

-Знаешь, я ведь тоже слышу какие-то рифмы, но только их ритм, чуть их настроения, но никогда не слышу конкретные слова и фразы. А вот сейчас ты произнесла эти строки, и да, наверно я тоже именно их только что слышал, но осознал только, когда ты озвучила их.

 

Молчание…

 

-Скажи…

-Что?

-Что ты слышишь в дожде?

-Много всего.

-Нет, я о другом…

-Много разных мотивов, но всегда безнадежное одиночество.

-Помнишь, я спросила тебя, смогу ли я заменить тебе скрипку?

-Я помню…

-Я недоговорила.

-И что же ты тогда хотела спросить?

-Как ты думаешь, Я смогу заменить скрипку? В твоем сердце?

-Ты хочешь ответа?

-Да.

-Ты никогда не заменишь скрипку в моем сердце. А скрипка никогда не сможет занять твоего места в моем сердце. Ты ревнуешь?

-Как ни странно, да…

-Действительно странно…

 

 

 Больше они не говорили, только вдвоем слушали дождь. Она - слова, он - мелодию…

 До утра. Утром дождь кончился.

 

 

 

 

Через три дня был дождь. Очень сильный, почти сумасшедший.

 

 

 

Она уже была на крыше на своем привычном месте, когда он появился у нее за спиной со скрипкой. Ей не надо было разворачиваться, чтобы увидеть. Она просто знала.

 

-Ты со скрипкой, но не играешь?..

-У меня идея – сказал он, глядя поверх ее фигуры в дождь.

-Я слушаю.

-Я слышу мелодию, а ты слова, правильно? Но мотив ты тоже улавливаешь, так ведь?

-Конечно, когда ты играешь.

-Я все три дня об этом думал. Давай, я буду играть, а ты попробуешь спеть. Как считаешь?

-Честное слово, не знаю. Но идея, я думаю, стоящая. Мне всегда казалось, что к моим разговорам с дождем не хватало чего-то. Наверное, музыки. Это не стихи, это точно.

-И у меня то же. Только, со словами. Так как ты смотришь? Пробуем?

-Давай попробуем…

 

 Он прижал скрипку. Смычек висел в его опущенной руке, но она знала, что он готов играть…как только дунет ветер и дождь запоет. Она ждала того же. Так же, как и он, так спокойна внешне, и так напряжена и уверена в себе внутренне.

 

 Она резко оборвала свои мысли. Ветер начал рвать на клочья весь их мир. И дождь запел. А она запела вместе с ним.

 Скрипка…море дождя и огонь скрипки.

 

 

 Она не только стала дождем, но и его песней. Это было прекрасно,…но гораздо больнее теперь было обжигаться о скрипку, втрое, вчетверо больней. И сейчас она тонула не только в дожде, но и в боли то ли дождя, то ли ее души…

 

 

 

 Ветер стих, музыка стихла,… закончилась песня.

 Дождь стал моросить, а она плакала.

 

 Скрипач осторожно положил скрипку на пол и подошел к краю крыши. Сел рядом с ней.

-Тебе было больно. Ты плачешь…- утвердительно констатировал он, обняв ее, но так на нее и не глядя.

-Я даже не,…не думала, что…

-Не говори, я и так понял. Странно…очень странно. Ты действительно ревнуешь.

-Конечно!..

-К скрипке.

-…

-Прости. Тебе больно, а я кретин. До мозга костей.

-Не смей… говорить так… - всхлипнула она и уткнулась в его грудь, одновременно нуждаясь в этом и понимая, что это не правильно.

-Тебе очень больно. – Сказал он и отнял ее от себя. А потом поднял ее голову и посмотрел ей в глаза.

-У тебя красивые глаза…только теперь мне будет еще хуже. – И она опять разрыдалась.

-А ты поделишься со мной. – Улыбнулся он то ли дьявольской, то ли ангельской улыбкой. И притянул ее к себе.

-…

 

 

И до того момента, пока не кончился дождь, они сидели на самой грани мира и воды. Она у него на коленях, найдя укрытие в его объятьях, а он крепко прижимал ее к себе, как будто боясь ее потерять. Как будто, если он ее сейчас отпустит, она сорвется, и как слеза дождя, полетит вниз…

«от любви до смерти всего один шаг…с тринадцатого этажа» - крутилось у нее в голове.

 

 

 

 

-До-жди, до-жди… - шептала она про себя поздним осенним вечером, привычно сидя на крыше, открытая дождю и всем ветрам. Она обдумывала все, что случилось здесь в прошлый раз. Ей было не спокойно, она даже не знала, правильно ли она сделала, что сегодня пришла сюда. Хорошо, что сегодня она прихватила покрывало – крыша осенью стала слишком холодной и скользкой.

«что за глупости у меня в голове!» - одновременно ругала она себя.

 Она сильно волновалась. Почему-то дождь сейчас стал для нее фоном, а не целью.

 А вообще, сегодня ей снилась скрипка,…скрипач отворачивался от чьей-то фигуры  к скрипке, забирал ее и уходил. А когда она проснулась, то поняла, что осень скоро кончится,…а с ней дожди.

 

-Привет.- Прервал ее размышления голос.

 Она ответила ему вздохом.

-Что с тобой?

-Не знаю.

-Понятно…

 Он оборвал разговор и поднял голову к темному небу, вслушиваясь в звон капель, и ловя ветер в свои волосы,…на несколько мгновений закрыл глаза, вздохнул, и заиграл…

 Сегодня в мелодии было одиночество, боль, слезы, невысказанные слова. Дождь плакал вместе с ней, и еще больше безнадежности было в этих звуках. Небо роняло капли с особым чувством беспомощности, каждая из них была тяжелее, чем обычно, ведь кроме одиночества ее отяжеляла скорбь о чем-то, и боль о ком-то…

 Она никогда не чувствовала дождь так остро…а все было так похоже на зелено-голубые оттенки акварели, но теперь играла скрипка, и кто-то решился добавить в картину синий и серый. И одно яркое огненно-красное пятно, горящее укором и ненавистью…ревностью.

 И впервые она позволила себе ответить скрипке. Она подошла к скрипачу и нежно, но решительно остановила его руку и взяла из нее смычек. А затем свободной рукой провела по его лицу, по волосам, по направлению к скрипке. И осторожно, почти не дыша, с содроганием пережала пальцами струны и, перехватив гриф, вытянула ярко-красный инструмент из его руки. И, не без удовольствия, унесла скрипку на несколько шагов от него, где положила ее на пол.

  И вернулась на свое привычное место на краю крыши.

 Он подошел к ней сзади и обнял за плечи.

-Извини, я зря сделала это.

-…

-Я не сдержалась.

-…

-Ну пожалуйста!

-Что?- кажется, он даже слегка удивился.

-Только не уходи…

-С чего ты взяла, что я куда-то уйду?

-Мне приснилось…

-Какая разница, что там тебе приснилось?

-Правда?

-Почему-то лично мне сейчас без разницы. Я хочу быть ближе к тебе, но…

-Но твоя скрипка.

-Может быть…

-Осень скоро кончится.

-И дожди…

 

  И больше они ничего не говорили, прекрасно понимая, что это значит…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Но они даже не могли предположить.

 

На следующий день выпал первый снег. Осень все-таки кончилась. Как бы ни было неправо время, но оно было неотвратимо, и текло гораздо быстрее, чем они считали.

 «Еще один день! Мне нужен всего один день!..»- ее душевная истерика была столь же отчаянна, сколь безнадежна. Дожди кончились.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 А зимой что-то случилось. Почему-то она была твердо уверена в том, что так больше никогда не будет.

 В феврале кто-то решил, что дом не отвечает некоторым требованиям, и всех жильцов временно выселили оттуда. Но в марте, когда пришло время возвращаться, оказалось, что больше половины жильцов съехали со своих квартир. Кое-какие наиболее шустрые из переселившихся, уже передали свои квартиры в новые руки.

 Но и зима, все-таки, закончилась…пришла весна, а с ней дожди…

 

 

 

 Она только что вышла на крышу. Просто так, подтвердить свои страхи. Никто не пришел. Он вообще не пришел.

 Она просидела на крыше всю ночь, но ей откликался только дождь.

 

И одиночество.

 

 И боль.

 

 И обида…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 И с тех пор она никогда больше не выходила встречать дождь туда, наверх.

 Но все так же, каждый дождь, она сидит на подоконнике распахнутого дождю и всем ветрам окна третьего этажа, вслушиваясь в шелест-звон капель, пытаясь уловить ту самую, единственную, тихую мелодию скрипки, почти неразличимую в шелесте мокрой зелени.

-Холодно... Так холодно... О, боже, так холодно... – шепчет она, давясь слезами, когда вместе с ней плачет ночное летнее небо, и разбивается об асфальт, листья, ограды, о пустые серые стены дома... Так холодно…

 

 

 

 

 

 

Дожди…дожди…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                                      «666»…