В темноте. Из сборника «Истории сумасшедшего».
Лечить человека, который болен от избытка
жизни, от безмерного счастья!
Шарль Бодлер.
Могу
сказать с точностью – Я не параноик! Я просто боюсь темноты. Именно. В темноте
я начинаю нервничать, и не дай Бог кому-нибудь очутиться рядом со мной в эти
мгновения.
Да!
Темнота. Темень. Тьма. Все это рождает почти панический ужас в глубине моего
сознания. А еще замкнутые помещения. Это когда без окон. И когда темно. Страх в
такие минуты переполняет все мое естество и не дает думать, не дает мыслить… не
дает быть человеком.
А
началось все весьма безобидно. Когда-то я работал в лечебнице Ист-Квентин. Я
хотел тогда казаться странным и непохожим на остальных. Все жители моего
городка были типичными, серыми людьми, живущими и проживающими свою жизнь без
каких-либо впечатлений и приключений. Я же хотел быть особенным: носил пеструю
фланелевую рубашку, жевал табак и прослыл затворником и чудаком на многие
кварталы вокруг. Еще я увлекался медициной. Вернее, правильнее было бы сказать
– особенностями медицины. Психические заболевания – те неисследованные в этой
науке явления, которые будоражили мое сознание и проявляли мой интерес к
единственному сумасшедшему дому в нашем городе. Было забавно и немного
страшновато наблюдать за всеми этими неординарными людьми, которых держали там.
За людьми, которые отличались от всех остальных особенным, чутким
мировосприятием.
Я был
самым молодым работником в лечебнице, и поэтому мне многое там позволялось, но
и работы было – хоть отбавляй. В мои обязанности входили в основном присмотры
за более-менее уравновешенными больными, вечерний обход камер и иногда уборка
некоторых помещений. Так или иначе, но у меня был также доступ к подвалу –
огромному лабиринту комнат, освещенных кварцевым светом мертвенно-бледных ламп.
Там держали опасных, неизлечимых и самых буйных больных, среди которых
встречались даже преступники. (Читая досье одного из таких типов, мне пришлось
однажды отложить свой завтрак). Были там и еще какие-то помещения, отдельные от
камер, в которые мне входить запрещалось. Однажды мне удалось заглянуть в
подобную комнату, однако все что я увидел, было лишь обычным содержимым
среднестатистической кладовки с металлической, толстой дверью. Но вот старый
охранник Том, работающий в подвальных помещениях, рассказывал, что неоднократно
слышал оттуда по ночам странный скрежет, топот, беготню, а временами и хорошо
различимую человеческую речь, молящую о прощении. Начальству об этом он не
рассказывал, так как боялся потерять работу, а вот меня попугать любил, хотя я
и не особо придавал значения его россказням.
Я не
интересовался этой странной дверью еще очень и очень долго. Даже охранник Том
уже ушел в отставку по болезни. Каким-то образом, у него вдруг обнаружился рак
мозга. Так или иначе, для меня этот старик навсегда останется прообразом
человека, который никогда не уставал вести борьбу за свое здоровье. Хочу
заметить, что с тех самых пор в глубине моей души закралось подозрение, что все
врачи – сущие шарлатаны и вместо лекарств выписывают яды, тем, кому сами же
предрекли от не знания наихудший исход.
Правда
это, или нет, но по врачам я с тех пор не ходил, и как ни странно, я, в
сущности, перестал болеть. Но это мелочи. Я же толкую о том, что на место
нового охранника пришел совсем молодой паренек – Джимми, которому от силы то
можно было дать лет 17, но как он меня уверял ему ровно 25 с половиной лет.
Странным образом он проникся моим доверием, на свете много таких людей, которые
обладают магией притяжения, так что самые отъявленные скряги забывают про свои
привычки и заводят с такими людьми настоящую дружбу. Я в то время считал себя отщепенцем общества, тем,
чье место подальше отсюда, на каком-нибудь необитаемом острове. Я даже стал
забывать, что такое нормальное общение с людьми. Этот паренек вернул меня в
реальность.
Ну и
я помогал ему как мог. Иногда подменял его на ночных сменах, делился своим
обедом, объяснял ему что, да как. Одним словом, мы подружились. Даже более
того, я мог дать голову на отсечение, что у меня появился «синдром старшего
брата», во всех хороших его проявлениях.
Внешность
его была вполне обычная для нашего городка: русые волосы, круглое, обычное
лицо, с хорошей мимикой и прямой, заостренный нос. Как бы в компенсацию за
такую несправедливость этот парень был вознагражден обладанием двух
необыкновенных зеленых глаз, которые повергали всех окружающих в неописуемый
восторг… в них и, правда, было что-то магическое и проникновенное. Однажды по
случаю моего дня рождения, которое я не справлял по понятным причинам, он подарил
мне маленький аквариум с золотой рыбкой, которую я тотчас нарек Томом. Мне
редко кто что-то дарил, а уж аквариумы тем более, поэтому, я очень бережно
относился к такой редкости.
Все
началось с того, что Джимми тоже стал замечать странные звуки, доносящиеся
из-за железной двери в подвале. Сколько я его не подменял, мне подобное слышать
не приходилось, и если ныне покойный старик Том рассказывал о криках, то Джимми
упоминал только стук и скрежет. Я знал, что природное его любопытство вскоре
возьмет вверх и в одну темную ночь он все-таки украдет ключ из заведующей и
откроет эту чертову дверь, чтобы посмотреть, что же там такое. Но он,
естественно, побоится сделать это один. Да и мне, по правде сказать, было
интересно. Любопытство также проснулось во мне с появлением этого паренька.
Странность и необычность теперь казались мне не такими уж и важными вещами.
Ей-богу, он пробудил меня к жизни и я в этом искренне ему благодарен.
Однажды
в такую вот темную ночь, как только я собирался уходить домой, он догнал меня
на выходе из лечебницы и попросил остаться сегодня с ним. Его зеленые глаза
блестели энтузиазмом, он хвастался, что раздобыл ключи от подвальных помещений
и успешно сделал копии, так что можно будет открыть ту большую железную дверь и
посмотреть, что там хранится. Страсть к приключениям вмиг захлестнула меня.
Было
ровно половина первого ночи, когда я проводил взглядом последнего служащего
лечебницы, покидающего здание. Сегодня как раз такой день, когда работать ночью
оставался только один охранник, то есть Джимми. Я сидел в своем потрепанном
Рено как раз напротив входа в лечебницу, и когда последний работник скрылся за
углом следующего квартала, я вылез из машины и направился к входу. Там меня уже
встречал возбужденный Джимми, с горящими от энтузиазма глазами. Он молча потряс
кулаком с копиями ключей от подвальных помещений, и мы вместе направились вниз
по ржавой железной лестнице – единственному, как мне казалось, способу
оказаться под зданием. Помню, как страх великодушно взял меня в свои объятья,
когда мы приблизились к железной двери, уже войдя в кладовку. Теперь осталось
только подобрать ключ и войти. На случай если за дверью окажется какой-нибудь
буйный больной, я захватил гаечный ключ из своего гаража, а у Джимми на поясе
весела резиновая дубинка и револьвер в кобуре – обычный набор для охранника
психушки. Я старался не думать о таком открытии, так как, мы работаем
круглосуточно, и в эту дверь никто никогда при нас не заходил, поэтому никого
живого мы надеялись там не встретить. Наконец Джимми нашел подходящего партнера
для замка, и мы отворили эту железную громадину. Дверь тяжело заскрипела, но
поддалась – пришлось приложить довольно много усилий, чтобы сдвинуть ее с места
и перед нами открылась зияющая пасть абсолютной темноты. В самой кладовке
лампочки не было, а про ручной источник света мы, почему-то, не подумали, когда
я вдруг вспомнил о коробке спичек в моем кармане. Я поспешил достать его и
чиркнул одной из спичек. Кладовка озарилась желтым тускловатым светом и нашему
взору открылась небольшая часть пространства темной комнаты за железной дверью.
На
секунду мне показалось, что перед нами обычный кабинет какого-нибудь очередного
доктора, каких тут, в Ист-Квентине полным полно и даже больше, но, почувствовав
резкий трупный запах, и, оглядевшись лучше, я понял, что это не простое
помещение. Перед нами стоял огромный операционный стол, залитый уже запекшейся
кровью, вокруг валялись инструменты и разбитые колбы. Все это напоминало
комнату, которую долго и тщательно обыскивали вернувшиеся из отпуска
полицейские. К этому моменту спичка догорела до моего пальца и больно меня
обожгла. Я выругался и полез за следующей, как вдруг Джимми резко выхватил
коробок из моих рук и сам зажег вторую. Трупный запах усиливался, пока мы
стояли в дверях. Джимми медленно приблизился к столу, вглядываясь во тьму, и,
стараясь ни на что не наступить. Я двинулся за ним: комната оказалась довольно
внушительных размеров, везде стояли столы для экспериментов, все стулья были
перевернуты. Еще одна спичка потухла, но тотчас сверкнула еще одна. Свет упал
на огромную клетку в углу, с раскуроченными прутьями. Невольно представлялось,
как оттуда вылезло какое-то большое животное. Возможно собака… Очень крупная.
Но вот только зачем в психушке держать собак?
Пока
я размышлял, Джимми шел дальше, но, пройдя пару метров, он встал как вкопанный.
Прямо у его ног в луже засохшей крови лежал человек. Рваный белый халат и
разбитые очки у его лица невольно наводили на мысль о том, что перед нами лежит
мертвый доктор. Его глазницы были абсолютно пустыми, как если бы глаза были
выскоблены ложечкой для поедания киви. Маленькая пластиковая табличка в кармане
халата оповещала о том, что этого парня звали Тим Вазовски. Не говоря ни слова,
Джимми двинулся дальше. Я же парализованный стоял, нагнувшись, у скорчившегося
в предсмертной агонии доктора Вазовски, постепенно погружающегося в темноту, по
мере того как Джимми удалялся вглубь комнаты. Кажется, что он не особенно был
поражен тем, что увидел. У меня промелькнула мысль о том, что, возможно, он был
готов к худшему.
Вдруг
мою ногу обхватила чья-то здоровенная лапа и резко потянула меня назад в
сторону двери. Я схватился за ножку стола и обернулся. Обезьяна огромных
размеров, жутким образом походящей на живого человека, тащила меня в
раскуроченную клетку у входа. «Джимми!» - я закричал, что есть силы, - «Джимми,
стреляй в него, стреляй!». Я выпустил ножку стола, и меня потащило по полу
через банки и колбы странной лаборатории. Но Джимми как будто не замечал всего
этого. Он продвигался все дальше вглубь комнаты в маленьком освещенном спичкой
пространстве и будто бы совсем не слышал моего голоса, моих призывов о помощи.
Я был уже в клетке, когда, теряя сознание, я видел глаза, терзающего мое тело монстра.
Они были зелеными как два изумрудных камня. Зелеными… зелеными, как у Джимми.
Я
проснулся от громкого стука в свою дверь. В голове прочно стояла картина нашего
ночного путешествия, но очнулся я, однако, у себя дома. Я медленно поднялся с
кушетки в своей гостиной и, держась за гудящую голову, направился к входу. В
дверь барабанили так, будто, старались разнести в щепки. Я решил не дожидаться
такого исхода и поскорее открыл многострадальную «деревяшку».
«Инспектор Флойд и инспектор Тревор» - сразу с порога
представились эти двое в шляпах и черных очках, словно только что сошедшие с
экрана какого-нибудь гангстерского фильма.
«Чем
могу быть полезен» - я был сама любезность, но эти двое, оттолкнув меня, вошли
сами.
«У
нас ордер на обыск» - словно по команде еще двое парней вошли в прихожую и
направились вглубь моего дома.
Я
спросил, что происходит, стараясь не терять спокойствия и самообладания. Я
всегда считал, что если тебя несправедливо в чем-то обвиняют, то нужно
обязательно сохранять в себе именно эти качества. Мне сказали, что ночью на
больницу был совершен налет, убит доктор, а охранник и вовсе исчез. Передо мной
стали прокручиваться эпизоды нашей ночной вылазки… Джимми, мертвый доктор,
странная комната с клеткой…и это существо. Но пару минут назад это казалось
просто сном. Я стал, было, оправдываться и отрицать, дескать, а причем тут я,
как вдруг из гостиной выбежал один из полицейских. На его лице застыло
выражение ужаса и отвращения. Дрожащим голосом он сказал, что лучше нам
взглянуть на это самим и выбежал на улицу. Переглянувшись, инспектора ринулись
в гостиную, я же поспешил за ними.
Прямо
на пороге гостиной я врезался в их спины: они стояли как вкопанные. Я выглянул
через плечо одного из них и обомлел. У кушетки, на которой я проснулся у самого
изголовья, где стояла тумбочка с аквариумом, который подарил мне Джимми, все
смотрели туда. Там, в аквариуме, в покрасневшей от крови воде, плавал мертвый
Том вместе с двумя вырванными зелеными глазами. Я мог поклясться, что они
смотрели на меня!
В тот
день меня арестовали по подозрению в убийстве, а когда я рассказал о нашем
ночном приключении, меня признали невменяемым и засадили в ту самую лечебницу.
Хуже того, теперь меня держат в той комнате, в той самой клетке, уже
отремонтированной и прибранной, но все равно, в полной темноте здесь находиться
довольно жутко. Я не помню, сколько уже нахожусь здесь. Иногда я сам себя
царапаю ногтями, а волосы спутались от грязи, и мне становится трудно убирать
их с лица. И темнота, темнота… абсолютная темнота давит на мою голову… и глаза,
зеленые глаза Джимми… Я чувствую их везде, в каждом уголке своей клетки, в
каждом уголке своего сознания, даже у себя на руках!
Я не
животное!
Я не
сумасшедши-ий!